Еда (как и мысли) приходит и уходит, а тараканы - остаются...

Баллада о старом художнике



Глухой
зимой его мы схоронили…
Но лишь настал период теплоты,
Взошли и
распустились на могиле
Несеянные яркие цветы.

И я смотрел на их
шальную смелость,
На их наивность, влажную слегка,
И мне в тот миг и
плакалось, и пелось, -
Ведь я таким и помнил старика.

Его враги губили
– не сгубили,
Жестокий век рубил – не разрубил.
Он говорил: «Чуть-чуть бы
полюбили,
А я бы безоглядно полюбил!»

Чудовищная сила в хрупком
теле…
Как старый камень, тусклые глаза…
Но как они сверкали и
блестели,
Когда их мыла чистая слеза!

Судьба его не баловала
слишком,
Всю жизнь учила: рот не разевай!
А он ЛЮБИЛ и бегал, как
мальчишка,
Стремясь успеть в заполненный трамвай.

В его поступках
смысла не ищите!
Коль смысл – ваш бог, вам не понять вовек,
Как уязвим,
раним и беззащитен
Среди толпы творящий человек.

Да, он слабел. Мою
надежду руша,
Когда в тиски сжимала пустота,
Он выпивал, споласкивая
душу,
Хотя душа и так была чиста.

Но крепкою была его
основа,
Неисчерпаем клад заветных сил.
Весною каждой возрождаясь
снова,
Он людям в красках часть себя дарил!

Мне показалось: даже из
могилы,
Из мира, где лишь чёрные кресты,
Сумев сберечь и в мёртвом теле
силы,
Он вместо красок выплеснул цветы.

И осенью за скромною
оградкой,
Что за бурьяном стала не видна,
Как бомж конфеты, с холмика
украдкой
От тех цветов собрал я семена.

Они со мною вместе
зимовали.
Когда в морозе плыли фонари,
Они, казалось, даже согревали
И
освещали душу изнутри.

Прошла зима. И, в зелень одевая
Ряды холмов,
вовсю спешит весна.
В карманы курток и пальто в трамвае
Тайком бросаю эти
семена.

Пусть дело и смешно и безнадёжно:
Их вытряхнут, их ветер
разметёт…
То, что хотел нам передать художник,
Я верю, что хоть где-то
прорастёт!